Семантика клинка
Итак, ранним утром мы с Элайджем вышли из семейного замка. Наш поход должен был начаться с получения волшебного меча. Элайдж, невыспавшийся и злой, пытался на ходу читать том Артурианских легенд из моей библиотеки. Рассказывать о деталях своего плана он отказывался наотрез. Лишь несколько часов пути и один поздний завтрак спустя, Элайдж разговорился. Он сообщил, что мой меч должен быть лёгким, невероятно острым и светящимся, подкрепив свой рассказ несколькими абзацами из книги. После этого мы немного поспорили и решили, что говорящий меч — это всё-таки перебор. Что касается получения этого меча, то его нельзя было просто создать из воздуха. Вернее, можно — Элайдж предлагал и такой вариант. Но я хотел стать частью настоящей легенды, а легендарные рыцари не получают мечи за просто так. По похожей причине я отказался и от волшебного ружья — нет ничего благородного в победе над противником с расстояния. Не поймите неправильно — что бы вы там ни думали о шотландцах или рыцарях, я не был из тех, кто сломя голову помчался бы на отряд мушкетёров. Но, если противник сражается на мечах, то и тебе самому нужно использовать меч. Всегда нужно давать равные шансы. К тому же, в наши времена огнестрельного оружия было не очень много.
Поразмыслив, Элайдж выдал длинный и сложный план. Мы начали с того, что добрались до берега Туида. Некоторое время мы бродили по берегу в поисках достаточно живописного утёса. Найдя более или менее подходящий, Элайдж велел мне отойти в сторону. Он театрально взмахнул посохом, после чего в небе начали взрываться разноцветные огни. Через каких-то двадцать минут вокруг собрались жители близлежащей деревни. Элайдж произнёс пламенную речь, расхваливая меня, как будущего героя Шотландии, защитника невинных и карателя всего неправильного. Странно, конечно, что для беззакония и несправедливости у него не нашлось слова получше, чем «неправильно», но говорил он искренне. Как я сейчас понимаю, Элайдж сам увлёкся идеей превращения меня в легенду. Даже не отпустил ни одного саркастичного комментария.
Речь была отличная, но крестьян она не впечатлила. Однако то, что подготовил Элайдж, было куда значительней. Ещё один взмах посоха, и из реки вылетел большой светящийся камень зелёного цвета. Как мне потом объяснил Элайдж, сначала он хотел, чтобы этот камень вытащила огромная водяная рука или магическая фея. Но организовать это оказалось слишком сложно, поэтому он просто спрятал на дне какую-то водонепроницаемую пушку. Камень произвёл на местных жителей большое впечатление — я не знаю, хотелось ли им сжечь Элайджа или пасть ниц и начать поклоняться. Гейтсман не дал им опомниться и указал посохом на деревенского кузнеца — громадного одноногого человека. Тот хотел было сбежать, но Элайдж провозгласил, что кузнецу суждено выковать из таинственного камня величайший меч из всех, что видел свет.
На ковку меча ушла неделя. Элайдж постоянно контролировал процесс. У кузнеца начали выпадать волосы — наверное, от перенапряжения. Когда меч был готов, Гейтсман заявил, что над ним нужно провести обряд. Он прошептал что-то над мечом, после чего клинок на несколько мгновений как будто раздвоился. Лишь затем его, наконец, взял я. Всё, что планировал Элайдж, было исполнено. Меч был гораздо легче тех, с которыми я имел дело, мог разрубить дерево и слегка светился в темноте. Единственной деталью, которая меня смущала (и, честно говоря, смущает до сих пор), был цвет. Меч почему-то был серо-зелёным. Я никогда раньше не видел зелёных мечей, но Элайдж логично заметил, что цвет не имеет особого значения. Что имело значение, так это непривычный вес. Элайдж не учёл, что я тренировался с куда более тяжёлыми мечами, поэтому мне пришлось потратить ещё неделю, просто чтобы привыкнуть. В течение этой недели Элайдж постоянно где-то пропадал. На вопрос, чем он занимается, Гейтсман лишь хитро улыбался.
Когда я наконец освоился с новым мечом, Элайдж предложил дать ему имя. В ответ я объяснил, что лучше назвать клинок по тем деяниям, которые я с его помощью совершу. Шанс выпал очень быстро. Вечером одного дня, когда мы с Гейтсманом планировали дальнейший маршрут, за гостиницей, в которую нас с опаской поселили местные, раздались крики. Оказалось, что на деревню напали монстры. В детстве самыми страшными монстрами мне казались те плохо нарисованные черти с церковных панно про Страшные Суды. Эти же чудовища не были уродливыми, но в темноте они почему-то казались гораздо страшнее — размером с дога и похожи на птиц с длинными хвостами, грязными, взъерошенными перьями и головой ящерицы. Примерно дюжина этих созданий бегала по деревне и атаковала всех, кто попадался им на пути. Я вышел на защиту людей и с трудом заставил Элайджа сделать то же самое. Меньше чем за час нам удалось убить всех монстров, но за это время, к несчастью, погибли шесть человек. Пока оставшиеся в живых готовились к похоронам и сжигали трупы чудовищ, я допросил Элайджа. Тот признал, что атака — его рук дело. Он объяснил, что мне нужно было совершить какой-то подвиг для создания репутации. Мол, нет ничего лучше, чем сражение против толпы монстров. Элайдж уверил меня, что гибель местных жителей была чистой случайностью и в любом случае исправить уже ничего нельзя. С последним доводом пришлось согласиться, но я заставил Гейтсмана пообещать, что в следующий раз он будет советоваться со мной.